Виктор Добронравов
"Отец сказал:
"Сынок, помогать не буду и просить не буду. Хлеб сложный"
Добронравов-младший. Имя Виктор, что означает победитель. Таковым себя не чувствует, но является. Сегодня он самый интересный и сильный в российском театре из молодых актеров. Один Евгений Онегин в одноименном спектакле Вахтанговского театра чего стоит: холодный красавец, с гладким зачесом черных как вороново крыло волос, картинно застыл на сцене и достойно «зеркалит» Сергея Маковецкого — Онегина-старого.
— В школе все читали «Онегина»: «Мой дядя самых честных правил...» А когда ты подростком читал, что о нем думал?
— Мне проще сказать, что думаю теперь: всю школьную программу следует перечитывать не раз. Потому что когда вырастаешь и начинаешь читать — все как будто заново открывается. В школе что ты можешь понять? Сам пороху не нюхал, не любил, не терял. Ты — ребенок. Может быть, в 15 лет одна несчастная любовь и была, но что это за любовь? И для школьника «Онегин» — это просто история о несложившейся любви. И только потом догоняешь гениальность произведения. Сюжет-то двухкопеечный: он, она, нет-да, и всё — до свидания, не случилось. А как это написано!..
Сейчас это можно сравнить с сериалом — мощным таким, который снимается по сезону в год. Как на Западе — «Игра престолов». Сериал в хорошем смысле слова: он вводит читателя, интригует его — в общем, целый мир. И такой огромный объем нельзя снять за неделю, за месяц. И неспроста Пушкин писал это почти восемь лет.
— Ты с Онегиным своим теперь на дружеской ноге?
— В смысле? Ну конечно, но как своего персонажа не любить? Все равно все через себя пропускаешь. И дело не в количестве текста (у Добронравова в спектакле как раз меньше всех текста. — М.Р.). А в «Улыбнись нам, Господи» у меня во втором акте вообще текста нет.
Меня нет нигде — ни в Фейсбуке, ни ВКонтакте
— Витя, хорошая у тебя фамилия — благозвучная, но обязывает иметь добрый нрав. Оправдываешь фамилию?
— Хотелось бы, время покажет.
— А можно в театре быть добрым?
— В театре нужно быть добрым. Вообще нужно быть добрым, и я могу сказать по своим последним ощущениям: в России, и в Москве в частности, людям очень не хватает доброты. Это я могу сказать как гражданин Москвы, как человек, который ездит за рулем, ходит по улицам. Все немножко замкнутые, затюканные, злые… И очень не хватает доброты. Когда в Интернете случайно увидишь нарезку о том, как люди переводят старушек через дорогу, текут слезы. Потому что это так просто, элементарно.
— А ты сам старушек переводишь через дорогу?
— Я мечтаю увидеть старушку — пока не попадалась. Я говорю о том, что в этом поступке нет ничего особенного, а воспринимается как чудо. Это трагедия нашего времени.
— Я как-то прочла в Фейсбуке пост артиста Виктора Есина: он описывал, как одна старушка на кассе в магазине долго пересчитывала копейки (ей явно не хватало), а вся очередь равнодушно стояла и ждала, кое-кто нервничал. Артист заплатил, старушка плакала. За 15 минут никому в голову не пришло...
— Да, наверное, еще торопили: «Давай скорее, старая карга…» Я недавно человека подвез: спускался с ним в лифте, он спросил, не на машине ли я: «А я на поезд опаздываю. Вам не туда?» — «Нет, мне не туда, но я вас подвезу». Сделал небольшой крюк, довез человека до вокзала, и мне как-то хорошо стало — доброе маленькое дело сделал.
— В соцсетях сейчас как раз много образовывается групп, которые помогают друг другу. Например, «Брат за сестру» — это когда молодой человек провожает до дома поздно вечером или ночью совершенно незнакомую девушку. Без всяких там ухаживаний.
— Я вообще асоциальный человек. Меня нет нигде — ни в Фейсбуке, ни ВКонтакте.
— Почему?
— Не могу… Это мой протест.
— Против чего?
— Против ненастоящего общения. Я прекрасно осознаю и понимаю все плюсы, которые несет с собой интернет-коммуникация, например. Но люди часто забывают о прямом назначении социальных сетей, и происходит подмена. У меня много таких примеров, я наблюдал. А я хочу с людьми общаться по-настоящему, их видеть, с ними встречаться, а вот эта зараза (какая-то болезнь, мания), эти соцсети — как болото, которое затягивает. Я не хочу.
— А ты был там? Может, тебя обидели? То есть затроллили?
— Я когда-то был в «Одноклассниках» и понял, что начинается всякая фигня: «А чего ты меня в друзья не записал? Зазнался? Чего ты не отвечаешь на письмо?..» А у меня правда нет времени. Люди же начинают всерьез обижаться, выдвигать требования. Да идите вы куда подальше! Дружить непросто на самом деле. А когда «привет, чего ты делаешь?» и фотографии еды выкладывают — это ужасно.
Допустим, я был в Нью-Йорке. Мне в ресторане принесли огромный салат — и, конечно, хочется со всеми поделиться, и ты начинаешь думать: «Как классно, чтобы все увидели». Но ты никогда не придешь и не созвонишься с другом, и не встретишься с ним в кафе, чтобы рассказать, какой классный был салат. Ты покажешь ему фотографии — думаешь, что вы общаетесь. Нет! Ты уже рассказал тысячам.
— Значит, не выносишь формальности в отношениях?
— Да, хотелось бы. Это как в музыке: фальшь — она сразу бьет по ушам.
— Это правда, Витя, что ты из-за театральных ролей отказывался от съемок?
— Да, конечно.
— Кому же ты принес в жертву кино — Онегину ли («Евгений Онегин») или Яго («Отелло»)?
— Я не хочу, чтобы это показалось бравадой, но отказываюсь десятками. «Але, это Первый канал. У нас 16 серий с августа по ноябрь…» — «До свидания!» — нет смысла даже вникать в глубину вопроса, если премьера в ноябре.
— Ты такой фанат театра?
— Да нет, всегда разрулить можно. У меня в ипотеке кредит, молодая семья — естественно, нужно зарабатывать. Бывают ситуации, когда приходишь к руководству и говоришь: Римас Владимирович, вот так и так. И если есть возможность, конечно, он отпускает, но я сам никогда не приду и не подставлю театр. Хотя, может быть, я просто еще не попадал в такую ситуацию. Если мне завтра позвонит Спилберг, тогда, наверное, надо будет говорить по-другому.
— Твой папа Федор — он отговаривал идти в артисты?
— Он меня не уговаривал. Он сам виноват, что так произошло. Мы с Ваней выросли в театре, постоянно в капустниках участвовали — эта зараза уже была в нас. Но он сказал: «Сынок, помогать не буду, ходить и просить не буду. Хлеб сложный». И это действительно так: чьим бы ты сыном ни был, но если ничего не можешь, то ничего и не получится.
— Но, надеюсь, он предупреждал своих мальчиков о подводных камнях актерского дела, о которые можно прилично разбить башку?
— Да не знаю я таких «камней». Папа всегда был для меня примером личным в жизни — и до сих пор является. Он пример отца, человека, друга, артиста. Я во всем стараюсь на него походить. Но просто невозможно изображать из себя кого-то — надо быть самим собой. Мы разные люди, потому что разные поколения, характеры, но я говорю о высоких ценностях.
— Счастливый человек: ты не знаком с проблемой отцов и детей.
— Наверное. Просто отец никогда не учил меня профессии — типа вот, сынок, сядь, и я расскажу тебе… Они с мамой нас всегда направляют. И я надеюсь, что в моей семье, где я уже в роли отца, так же получится. Главное — не задавить, не пытаться исполнить в детях свои несбывшиеся мечты. Вот как растет деревце? Нужно только веточку подвязать, направить, чтобы ровно росла, но не более того.
У меня была история в детстве: мы шли с папой по Воронежу, из-за угла неожиданно выскочил огромный самосвал, и все испугались. И только я не растерялся и громко, картавя, заявил: «Не пугайтесь, люди доблые, это моя лягусонка в колобцонке скацет». История такая семейная…
— Ты не завидовал брату Ване, который первым снялся в кино — у Звягинцева в «Возвращении»?
— Что значит зависть? Я был рад за него. Я к тому времени уже был взрослым: 18 лет, а Ване — 12. И класс! Он и сейчас снимается в серьезных проектах гораздо больше, чем я. Это все равно, что если моего папу спросить: «Вы не завидуете своим детям — в их возрасте вы копейки зарабатывали?..» Он скажет: «Я за них рад». Я очень рад за всех своих однокурсников, молодых коллег. Единственное, что я могу сказать, — их успехи все время подталкивают меня делать что-то.
— С отцом еще не приходилось играть?
— Отец снимался в «Сватах», и мы с братом к нему приезжали в Крым, когда он был еще украинским. И там был эпизод, когда его персонажа забирают в милицию. И милиционеров как раз играли мы с Ваней. Просто режиссер придумал такую шутку, и мы шутку сделали. Но мы открыты для предложений, и я уверен, что будет еще какая-то работа не только вдвоем, но также и втроем. Я хотел бы.
— Вы с братом в семье — второе поколение артистов. Тебя не удивляет, что у поколения твоего отца актерская жизнь была интереснее? А у вашего в театре все как-то рациональнее, скучнее, что ли...
— Да нет, у нас тоже есть, но мы — молодые корабли, обросли пока малым количеством ракушек. А они — лодки постарше, у них больше багажа. Все происходит так же, театр не поменялся. Есть веяния времени, например, как люди проводят время за столом. Раньше сидели, общались, смеялись. А сейчас один в айпаде, другой — в айфоне, третий — с какими-то девайсами. Вроде вместе, за одним столом, а…
Раньше точно другая жизнь была. Высокие технологии влияют на нашу жизнь. Я очень волнуюсь, потому что у меня растет маленькая дочка — у нее есть айпад с раннего детства. И она знает, как загрузить игру, на что нажимать, но это имеет как положительные, так и отрицательные стороны.
Я знаю, что нужно не ждать, а пахать
— Ты много играешь классики. Хотел бы попробовать театр социальный — в общем, другой театр?
— У меня есть спектакль, который называется «Всё о мужчинах», — это современная драматургия. Но комфортнее ощущаю себя в режиссуре Римаса Туминаса: выше уровня я просто не могу представить в театре. Таких режиссеров, как Туминас и Бутусов, на мой взгляд, у нас в стране просто нет.
— Но в кино у тебя нет пока таких же козырных ролей, как в театре. Не волнуешься?
— В кино я еще ничего не сыграл, даже не началась карьера. Но — так же как и в театре — я понимаю, что для артиста моего амплуа золотой возраст — от 35 до 45, а мне сейчас 31. У меня еще даже толком ничего не началось. Я так к этому отношусь.
— То есть ты такой терпеливый, готов сидеть ждать?
— Почему сидеть? Ждать — наша профессия, а уж съемок — тем более. Сегодня у тебя есть три проекта параллельно, а завтра закончатся — ничего не будет. И сиди жди.
— Знаешь, я тебя слушаю и удивляюсь: как будто ты такую серьезную большую школу прошел, у тебя всё так по полочкам разложено…
— Во-первых, я уже десять лет в театре. А во-вторых, я знаю, что нужно не ждать, а пахать. Нас так учили, а там как карта ляжет, как Бог даст. Профессия очень многое позволяет делать — играть в театре, озвучивать мультики, сниматься в мюзиклах. Да занимайся музыкой, создавай группу — все это части актерской профессии.
— Имеешь в виду свой «Ковер-квартет»?
— Ну конечно. Группа — отдушина в профессии. В театре же никто не спрашивает, хочешь ты работать или не хочешь, есть у тебя настроение или нет, может, болен… А концерт с друзьями — это концерт с друзьями. Мы и придумали это для того, чтобы делать что хочется.
— Какая музыка подходит Москве, где, как ты говоришь, не хватает доброты?
— У меня всегда легкая музыка. В машине — Майкл Джексон, Стиви Уандер.
Я сказал: «Извини, пожалуйста, супружество нам будет мукой»
— Я посмотрела твой сайт: он запущен. Почему такое нетрепетное отношение к себе?
— Я не придаю этому значения, и, наверное, это неправильно. Мне недавно кто-то тоже сказал: «Витя, что ж такое? Хотели фотографии посмотреть — ничего не нашли».
— Вот-вот, ни новостей про жизнь твою, ни фотографий — никакого продвижения. Непопулярная позиция, и, похоже, тебя не беспокоит, что о тебе подумают: «Старомодный этот артист какой-то». Не волнуешься?
— А я — устаревшая модель компьютера. Не считаю, что нужно гнаться за модой. Она приходит и уходит, а стиль остается. А высокий стиль — это прописные истины, о которых писал Лев Толстой. Истины, которые когда-то были нормой, а теперь кажутся чудом. Наверное, это часть моей асоциальной стороны. Но я вам скажу — у моего папы тоже нет сайта, и это ему не мешает быть всенародно любимым артистом. У Вани тоже нет сайта. И этот сайт я себе не заводил — пришли девчонки, сказали: «Нам очень нравится твое творчество. И с твоего разрешения хотели бы сделать сайт». Я говорю: «Пожалуйста». Но, может быть, мне стоит обратить на это больше внимания, а может быть, и нет. Я ориентирован на то, чтобы добиваться всего больше своей работой, а не сайтами или количеством появлений в каких-то программах. «Але, Витя, это Первый канал. Вы не хотели бы к нам прийти?» — «Зачем мне это надо?» — «Ну как же, посветиться». Я никогда к этому не стремился, а мне говорят: «Это же не помешает». Поэтому в очередной раз повторюсь: мой папа для меня пример.
— Семейные ценности — это твой приоритет?
— Безусловно. Так должно быть — и этому учил меня мой папа. Но вопрос: чтобы быть преданным профессии, надо много времени ей отдавать — а в результате страдает семья.
— Не в обиду артистам будь сказано, но для вашего брата быть преданным жене (а не только семье) — дело тоже сложное.
— Это вообще не обсуждается. Это как старушку через дорогу перевести — чудо для всех. Когда мы с Сашей женились, меня спрашивали: «А что, Саша беременная?» — «Да нет». — «Но, может быть, что-то случилось?» — «Да нет, нет, мы просто хотим пожениться, создать семью, рожать детей». И это уже как чудо, это уже «не может быть»! А что, никто не залетел и ничего не случилось? Хранить жене верность — это чудо?..
— Согласись, что у артиста, особенно интересного, тем более популярного, искушений больше, чем у врача или слесаря?
— Наверное. Все зависит от человека.
— Вот ты за что Сашу полюбил?
— Всегда были рядом, всегда дружили, но я постарше на четыре года. И как-то мы были близкими друзьями, потом — лучшими друзьями и не рассматривали друг друга как нечто большее. Годы шли, 15 лет мы друг друга знали — и пришли к тому, что ближе никого рядом нет. У меня была подобная сцена с женой, как у Онегина с Татьяной. На скамейке и практически слово в слово. Я сказал: «Извини, пожалуйста, супружество нам будет мукой» и так далее.
— А она тебе отписала: «Я вам пишу, чего же боле?»
— Да нет. Пришел какой-то момент, и мы оба поняли: что-то происходит. Но я предпочитаю не распространяться на личные темы. Так было и у моих родителей: папа с мамой были с детства знакомы, учились в одной школе, но в армию его провожала другая девушка.
А теперь у нас дочка — Вар-р-р-вара Виктор-р-ровна Добр-р-ронравова. Саша никак не рожала в срок, а родила в день святой Варвары — 17 декабря. И мы поняли, что она ждала своего дня.
— А то, что ты 8 марта родился, как Андрей Миронов, — это ничего?
— Это уже к моей маме вопрос. У меня очень много переплетений с Андреем Мироновым. Я играю его роль в «Мадемуазель Нитуш», я играю Фигаро, играл министра-администратора в его мюзикле «Обыкновенное чудо». Роли Андрея Миронова меня преследуют.
Лед, шоколад, гитара
— Мне страшно подумать, чем дело кончится. Но пока не наступил финал, небольшой блиц. Твой выбор: вода или камень?
— Вода.
— Лед или пламя?
— Лед.
— Высокий голос или низкий?
— Низкий.
— Шоколад или малосольный огурец?
— Шоколад.
— Гитара или саксофон?
— Гитара.
— Фейсбук или телевизор?
— Телевизор.
— Ты даешь взаймы?
— Да.
— Какие делаешь подарки: дорогие или экономкласса?
— Смотря кому.
— Ты посещаешь ночные клубы?
— Нет.
— Ездишь на велосипеде?
— Да.
— Любимый голливудский актер?
— М-м-м... Сложно... Робин Уильямс. А из наших — Евгений Леонов.
— Главная причина, по которой человеку нужно пойти и посмотреть «Евгения Онегина»?
— Приобщиться к высокому искусству.
..Следующая страница->